Вельяминовы – Время Бури. Книга первая - Нелли Шульман

– Мишель холст нашел, когда я в Берлине подвизался…, – хрупкая женщина, в темном камзоле, сидела на валуне, у ручья, лукаво смотря через плечо. Бронзовые волосы тускло блестели в низком, вечернем солнце. В парке он показал детям Майеров крестик. Девочки восторгались, Пауль улыбался:

– Я его…, видел, видел у Петера…, – он рассказал детям легенду о крестиках. Адель широко открыла темные глаза: «Значит, второй потерялся, дядя Питер?»

Когда речь заходила о крестике, кузен Теодор, хмуро отзывался:

– Я его в России оставил, на войне…, – больше у него ничего не спрашивали.

– Может быть, – ответил Питер девочке, – и найдется он, милая. У нас много семейных реликвий…, – он вспомнил, что пистолет лежит в сейфе, в спальне матери:

– Надо его забрать, – решил Питер, – пусть при мне будет. Но гитлеровцев мы на британскую землю не допустим. И вообще, война скоро закончится, Германия придет в себя. Генрих сможет приехать в Лондон, мы повидаемся…, -часы прошлого века медленно пробили семь:

– Чемберлен в палате общин выступает…, – понял Питер:

– Ему не дадут пойти на мир с Гитлером, никогда. Мы все будем воевать, каждый на своем месте. Лаура и Джон в Блетчли-парке, мама в парламенте, Стивен летает…, – сквер осветили фонари.

– Я продолжу делать сталь и бензин…, – услышав из коридора звон гонга, Питер спустился вниз. Через дверь доносился жалобный, младенческий рев. Питер откинул засов: «Тони…, Что такое?». Она была в американских джинсах, в клетчатой рубашке, в коротком, суконном жакете. Белокурые волосы падали на плечи, глаза припухли от слез. Ребенок, тоже белокурый, внезапно замолчал. Мальчик поднял на Питера серые, большие, в темных ресницах глаза.

Тони всхлипнула:

– Питер…. Няня отпросилась, Уильям капризничает, у него зубы режутся. Папе нужен морфий…, – Питер, спокойно, забрал у нее мальчика, покачав ребенка:

– Здравствуй, мой хороший. Я твой дядя, мы еще не виделись…, – Тони сглотнула:

– Джон в Уайтхолле, на всю ночь. Врач не может отойти от папы, ему плохо…, – она расплакалась, Уильям закричал. Питер, почти насильно, завел кузину в переднюю:

– На кухне молоко, в рефрижераторе. Согрей Уильяму. Давай рецепт и деньги…, – он взял пальто:

– Я быстро. Думаю, аптекарь на Брук-стрит еще не закрылся…, – он отдал ребенка кузине. Прозрачные глаза Тони наполнились слезами:

– Папе больно. Я не могу, не могу на это смотреть…, – Питеру пришлось спуститься с ними на кухню. Усадив девушку за стол, он согрел молоко. Порывшись в шкафах, Питер нашел печенье. Поставил перед ней чашку свежего кофе, он подвинул сигареты:

– Вернусь через четверть часа…, – Уильям, на коленях у матери, причмокивая, грыз бисквит.

– Пей кофе, – велел Питер, – и отдыхай. Я обо всем позабочусь…, – на пороге кухни он оглянулся. Тони сгорбилась, по нежной щеке ползла слеза. Оказавшись на улице, он, почти бегом, направился в аптеку.

2 сентября 1939

Блетчли-парк

В большой столовой, на первом этаже каменного, основного здания усадьбы, было шумно. Звенели тарелки, пахло вареной фасолью и горячими тостами. На всех армейских базах кормили одинаково, но, когда Стивен летал в Шотландии, тамошние повара подавали на завтрак не только яйца, и сосиски. В Глазго, на аэродроме, авиаторам приносили копченую селедку, блины и оладьи, с черничным джемом, свежее, овсяное печенье, с мягким сыром. Здесь завтрак оказался беднее.

Начальник Секретной Разведывательной Службы, мистер Мензес, сказал Стивену, что в Блетчли-парке работает две тысячи человек. Майор оглядел столовую:

– Очень, много молодежи. Мензес упоминал, что они нанимают выпускников Оксфорда и Кембриджа…, – сегодня, с южных авиационных баз, через пролив, перегоняли две сотни новых бомбардировщиков. Стивен приехал в Блетчли-парк поздно вечером. По радио передавали отчет о заседании палаты общин. Чемберлен, в длинной речи, ни разу не упомянул об ультиматуме. Лидер лейбористов, Артур Гринвуд, в ответе премьер-министру, едва успел сказать: «Я говорю от имени рабочего класса», как его прервали. Консерваторы и лейбористы закричали: «Мистер Гринвуд, надо говорить от имени Англии!». Парламент потребовал от кабинета министров предъявить ультиматум Гитлеру. Чемберлен попросил отсрочки, ссылаясь на плохую связь с Парижем. Французский парламент собирался сегодня, в субботу.

Стивен пил крепкий чай, посматривая на большие часы, на стене столовой, над головами группы юношей, не старше двадцати пяти лет, в штатских костюмах. Они склонились над какими-то стопками бумаги. Один из молодых людей, темноволосый, поднял голову. Улыбаясь, он подал Стивену руку:

– Простите мою смелость, мы официально не представлены. Я узнал кортик…, – он кивнул на авиационный китель майора Кроу. Стивен понял:

– Я здесь, кажется, единственный человек, в форме. У военных разведчиков есть звания, однако, они все пиджаки носят…

На завтраке Стивен увидел и девушек, в платьях, но кузины Лауры не было. Спрашивать о ней майор Кроу считал неудобным. Армейская дисциплина не поощряла подобный интерес. Стивену, все равно, ничего не сказали бы. Молодой человек оказался ровесником Стивена. Он объяснил, что дружит с Маленьким Джоном. Юноша тоже учился в Кембридже, на два курса старше графа Хантингтона:

– Он ушел из математики, – вздохнул мистер Тьюринг, – занимается работой в других областях. Жаль, он мог бы защитить докторат. Он очень способный…, – мистера Тьюринга звали Аланом. Кузен Джон, по его словам, много рассказывал о семье, упоминая и кортик Ворона. Математики оживились, увидев Стивена, и пригласили майора пересесть за их стол. Они говорили о вчерашнем заседании парламента. Отсрочка, выторгованная Чемберленом, истекала завтра утром. Маленький Джон был в городе. Стивен подозревал, что кузен сидит на бесконечном совещании в Уайтхолле. С математиками они тоже говорили о грядущем начале войны. Все согласились, что Чемберлен, в очередной раз, показал полную несостоятельность.

– Он долго на посту не продержится, – заявил кто-то, – невозможно, чтобы страну, во время войны, возглавлял человек три года назад испугавшийся Гитлера. Хватит политики умиротворения, Германию надо поставить на место, раз и навсегда…, – после завтрака, Стивен шел в подвал, где стояли радиопередатчики. Для переговоров с французскими авиационными базами в Блетчли-парке, за неделю, разработали особый код. Мистер Деннистон, глава шифровальной школы, вчера заметил Стивену, что немцы тоже не сидят, сложа руки.

Он, недовольно, затянулся сигаретой:

– Поляки передали результаты дешифровки немецких кодов. Тем не менее, нам пока не удалось взломать сообщения, отправляемые с помощью машины «Энигма». Это очень большая задача, а теперь…, – Деннистон посмотрел на часы, – теперь непонятно, что случится с польской армией, с польской разведкой, и тамошними коллегами…, – по радио сообщали, что поляки сражаются с войсками Гитлера.

В Блетчли-парке, ночью, Стивен узнал о бомбежках польских городов. Он вспомнил налет Люфтваффе на Мадрид, опять увидев мертвое лицо Изабеллы. Ему дали маленькую комнату, с ванной, в одной из пристроек, где размещались сотрудники базы. Стивен понял, что девушки живут отдельно. Ночи здесь были тихими, но свет в окнах коттеджей не тушили. В Блетчли-парке работали круглосуточно. Он сидел на подоконнике, покуривая, отхлебывая остывший чай:

– Немцы не сидят, сложа руки. Они тоже читают британские переговоры, взламывают шифры. У них много хороших математиков. Вовремя Питер уехал, ничего не скажешь…, – Стивен надеялся, что, перед отлетом во Францию, он получит разрешение, хотя бы на день, остаться в Лондоне.

Он с Рождества не видел семью:

– Лаура, в замке, усталой казалась…, – он вспомнил, что кузина отправилась обратно в Блетчли-парк сразу после праздника, – теперь я понимаю, почему…, – майор Кроу поднял голову. Среди звезд двигалась какая-то точка. Он хорошо знал расположение авиационных баз. Это был тренировочный полет, с восточного побережья. Стивен понимал, что немцам ничего не стоит пересечь пролив, и обрушить бомбы на Лондон. От баз Люфтваффе на Северном море, до столицы, было не больше часа полета.

– Воздушный щит, – сказал он себе, – над городом. Постоянные патрули, круглосуточные. В Испании у нас не было радаров, а сейчас появились. Будем летать в несколько смен. Нас должны предупреждать о появлении немецкой авиации, по радио. Мы собьем их на подступах к Лондону, они не успеют сбросить бомбы. Надо сейчас, после объявления войны, уничтожить, как можно больше немецких аэродромов. Для этого мы летим во Францию…, – заканчивая завтрак, болтая с математиками, Стивен думал о налаженном мосте, в Америку:

– А если у Гитлера есть сверхдальние бомбардировщики? Машины, способные добраться до Америки, с ракетами на борту? – ракеты, как и турбореактивные двигатели, были новой технологией. Самолеты летали на поршневой тяге, и не могли преодолеть звуковой барьер.